Расцвет неофициальной культуры всегда был изнанкой
официальной цензуры. По большому счету, надобность в подполье
исчезла с распадом прежней госсистемы. Запретные плоды попали в
открытый доступ, были оценены по достоинству и разложены по архивным
полкам. Последние дети советского подземелья сделали себе имя,
романтизируя асоциальность, но сами их высказывания - будь то фильм
"АССА"
или последние альбомы группы Кино
- были уже фактами не подпольной, а популярной культуры. Система
ценностей перевернулась, место асоциального бунта в ней занял
социальный успех. Андерграунд стал синонимом несостоятельности.
Герои андерграунда – вроде БГ, Шевчука,
Бутусова,
Макаревича
– стали подписывать контракты с рекорд-компаниями. Как правило, это
подразумевает не только продажу прав на альбом: продюсеры
предпочитают вести как можно больше дел клиента, и при наиболее
полном варианте контракта отвечают за всю промо-стратегию. В таком
случае за гонорары, потиражные с альбомов, проценты с концертных
сборов и продвижение артист должен в той или иной степени
оправдывать коммерческие надежды фирмы: стремиться к внятности
текстов и аранжировок, не упускать новомодных тенденций, выступать с
концертами, когда и где требуется. Таким образом, вместе с понятием
андерграунда утратил былое – независимое - значение и рок. Молодые
группы начинают карьеру по поп-образцу: подписывают контракт, не
предусматривающий даже гонораров, чтобы пройти программу "посвящения в звезды"
(разработка имиджа, запись альбома, съемки клипа,
промо-туры, презентации, эфиры и т.п.).
Продюсерский бизнес завладел музыкальным рынком, и
машина коммерции заняла место цензуры: хочешь быть музыкантом –
держись в рамках массового вкуса. Состоявшиеся звезды, чем дальше,
тем больше стараются вести дела при помощи собственного штата из
нескольких менеджеров, которые, в отличие от продюсерской компании,
играют не руководящую, а обслуживающую роль. Это отчасти решает
проблему: распоряжаться своими доходами выгоднее самому. Но доходы
зависят от спроса, а спрос диктуют шоу-бизнесмены, и вектор его
очевиден: при расчете на "народ" продажи больше, а производство
музыки и новых звезд легче, так что можно ставить его на поток.
Начинающим ценителям самореализации и независимости приходится, как
в советские времена, заниматься не только музыкой. Разница в том,
что новое "поколение дворников и сторожей" на работу ходит в
рекламные агентства и консалтинговые компании – не для проформы, а
ради заработка.
Примерно так жила и группа Ленинград, когда Сергей
Шнуров (он же – Шнур), писавший для нее песни, потеряв терпение,
затеял контркультурную революцию. Первым делом он отобрал лидерство
у прежнего вокалиста группы Игоря Вдовина. За пределами Петербурга о
первой жизни группы уже не помнят, потому что широкая известность
пришла к ней с новым лидером, а на родине Ленинграда до сих пор
встречают по вопросу: "Вдовин или Шнуров?". Первый солист
Ленинграда, ныне работающий в жанре "электронного шансона" – из тех,
кто слово культура мыслит с большой буквы. А главное преобразование
группы состояло в том, что Шнуров полностью перевел ее в самый
низкий регистр на всех уровнях - лексическом, тематическом,
имиджевом, музыкальном.
Шнур – певец самой элементарной стороны жизни –
материальной, физиологической. На этом уровне нет "любви",
"прекрасных дам" и "ужинов при свечах", а есть "бабы", "бабки",
"бухло" и нецензурные способы их употребления.
Когда к "грязному" по своей улично-оркестровой
природе звучанию труб, саксофонов и аккордеонов добавился вокалист,
орущий и жестикулирующий так, как будто вышел не спеть, а
проблеваться, творения Ленинграда обрели характер рентгеновских
снимков.
Для шоу-бизнеса такая группа была явлением
нецензурным как минимум в буквальном смысле слова, так что путь
Шнурову оставался один – альтернативный. Обо всем, что требовало
продюсерской работы - записи альбомов, дисках, клипах, эфирах – он
решил не задумываться вовсе, а в лучших традициях андерграунда
сделал ставку на то, что не считал работой - концерты. Он дорвался
до микрофона, и выкладываться на сцене ему было в кайф – уже это
одно гарантировало отдачу.
"Люди переписывают друг у друга
концертные записи, - говорил Шнуров в первых интервью. - Это самая
эффективная раскрутка. Не существует же рекламы наркотиков – а
сколько людей торчит!". Ленинград выдерживает такое
сравнение: его вещество действует мощно, минуя сердце и ум, на
уровне элементарных частиц. Оно привычно для "низов" общества, а для
"верхов" легализовано авторитетом качественной группы. Таким
образом, у Ленинграда аудитория шире, чем у массового продукта,
рассчитанного сугубо на народ. Его концерты имеют эффект групповой
психотерапии, предлагая "ленинградский" язык для разговора на низкие
темы и тем самым утверждая их в статусе общепринятых. К тому
времени, как Шнуров написал песню с текстом "Я – и.о. БГ", на него
ходили за дозой раскрепощающего средства так же, как на БГ – во
времена ограничений коммунистической системы.
В начале 1999 года денег с одного концерта стало,
наконец, хватать на ж/д билеты для десятка участников группы. К
концу года "Ленинград" имел с выступления долларов около 500. Студии
звукозаписи сами начали предлагать ему свои услуги: как только
группа начала собирать залы, цензура ослабла. Поскольку своими
растущими концертными заработками Шнуров делиться не собирался,
контракт сделали облегченным - "бесконцертным".
К концу 2000 года он потребовал вместо рядовой
формы клубного гонорара – 70-90% со "входа" – гарантированные
полторы тысячи. Требование гарантированного гонорара – важное
событие самоощущения музыканта. Оно обоснованно, когда не всем
желающим попасть на концерт группы это удается. Клубы зарабатывают
не столько на входных билетах, сколько на работе бара, и если группа
неизменно собирает толпу, можно даже не поднимать цены на вход,
достаточно оттянуть начало концерта – и прибыль гарантирована.
В 2000 году средние клубные залы поклонников
Ленинграда уже не вмещали. В 2001 ему пришлось полностью перейти на
большие залы и выступать реже. На этом витке популярности редкость
выступлений музыкантам только выгоднее. К концу 2001 года
гарантированный гонорар Ленинграда составлял 2500 долларов. Как
трудоголика Шнура спасло кино: сейчас он плотно занят работой над
несколькими саундтреками. В концертной жизни у него очередные
каникулы, на которые он ушел, взяв планку 3500 долларов. В качестве
чистого гонорара это достижение: концерты, организованные
рекорд-компаниями своим группам, могут стоить больше, но артисты
получают малую часть от них. Но это и не рекорд: примерно столько же
получают со столичных концертов залетные птицы вроде Воплей
Видоплясова.
С тех пор как Ленинград начал записываться,
эфириться и зарабатывать, альтернативный характер его успеха не так
очевиден. А между тем, он не изменился. Для многих журналов, имеющих
влияние на музыкальный рынок, Ленинград, несмотря на популярность,
за пределами хорошего тона. Запись так и осталась для группы
отдельным делом, отданным на откуп звукозаписывающей фирме. А
заработок, в лучших альтернативных традициях, означает способность
собирать залы, которую гарантируют три фактора: качество живых
выступлений, грамотность концертной политики и широкий охват целевой
аудитории. Можно сказать, что Ленинград открыл альтернативную
стратегию успеха, и в отличие от времен советского андерграунда,
этот успех имеет денежный эквивалент. А это означает, что определять
спрос на музыкальном рынке вполне могут музыканты, а не
поп-продюсеры. Но пока этот новый андерграунд ограничивается одной
группой Ленинград: альтернативный успех тем и отличается от
массового, что его можно проанализировать, но на поток не
поставишь.
